И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук

Если бы Варвара могла видеть мое лицо, она бы… Впрочем, она стояла ко мне спиной, и не могла увидеть моего лица.

А когда повернулась – я уже справился с собой.«Значит, она видит?, подумал я. Но к а к, почему? Может быть, она и слышать может музыку «Панасона»?

– Это – магнитофон, Рукавишникова, – сказал я. Я специально не назвал ее по имени – душевность исключалась, нужно было ее взбудоражить, мне предстояла сейчас нелегкая задача. – Видишь этот магнитофон?

Я ткнул пальцем в стоящую на столе рядом «Чайку».

– Это – катушечник, – продолжал я. – Записывает на пленку, которая наматывается на катушку. А это – японский аппарат, кассетник. Ну, ты же знаешь, у них все передовое…

Я нажатием кнопки открыл отсек для аудиокассеты и достал ее.

– Вот, смотри – здесь те же катушки – только маленькие. И запрессованы в корпус из пластмассы… – Я дал Варваре в руки кассету.

Она посмотрела и вернула мне.

– Здорово… – сказала она. – А как он играет?

– Сейчас послушаем… Пойдем чай пить! Пошли-пошли!

И я взял ее за руку – ладошка была холодной.

– Ну, вот видишь? Руки ледяные!

Мы пили чай, варенье из ягод кизила Рукавишникой понравилось. Она хвалила, а я сидел, смотрел на нее, и у меня было ощущение, что мы уже много раз сидели вот так – в теплой кухне и пили вместе чай… Или – что будем еще так сидеть…

– Ну, пошли слушать музыку…

– Толь, а откуда он у тебя? – спросила она, пока я перебирал кассеты, подыскивая что-нибудь подходящее.

– В Москве, родственники купили в магазине «Березка», – сказал я. – Они работали за границей, привезли валюту. Знаешь, что это за магазины – «Березка»?

– Знаю. Папа рассказывал – он в Москве учился.

– Ну, вот эти родственники приехали на Алтай погостить, привезли, оставили нам на время… А сами поехали по родне – в Барнаул, Славгород. Потом заберут…

Я нашел кассету Гриши Димона и поставил ее.

– Садись на кровать, рядышком, – предложил я. – Вот здесь, на краю, твердо и сетка не проваливается…

Сам я завалился на постель, подложив у стенки под голову подушку и прикрыв глаза.

– А это что, Толь? – спросила Рукавишникова. – Странный какой-то у тебя режим дня…

– А это и не режим дня, это фактически план боевых действий, – пробормотал, не открывая глаз, я.

Рукавишникова села рядом, и я теперь слегка чувствовал плечом ее бедро.

Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви приметная.

Ты у меня – одна заветная…

Димон пел, эффект стерео был отчетливым. Излишне говорить, что Варвара слышала звуки также хорошо, как и я.

«Это – судьба, – думал я, растворяясь в звуках музыки. – Значит, я не ошибся – это Варька…»

К несчастью, или к счастью – истина проста,

Никогда не возвращайся в прежние места…

Это была уже следующая песня, и я почувствовал движение и, открыв глаза, поймал Рукавишникову за кисть руки, кончиками пальцев которой она хотела коснуться моего лба.

Она тут же густо покраснела, попыталась вырвать руку.

– Прости! – сказал я, вставая и не выпуская ее кисти. – Мне самому следовало догадаться… Дама позволит пригласить ее на танец?

И я поднял ее с кровати, вывел в коридор, но когда попытался положить руки ей на плечи, она отстранилась.

И тогда я улыбнулся, взял ее обе руки и положил их себе ладонями на грудь.

– Вот так держи руки, и я ну, никак не смогу к тебя прижаться. Угу?

Я положил руку ей на плечо, другой слегка обнял за талию.

Мы двигались неспешно в такт музыке, и она лишь слегка касалась меня. Я видел прямо перед собой ее лицо с нежной кожей, голубыми глазами, и мне вдруг страшно захотелось коснуться пальцами завитка волос над ее левым виском, и я его коснулся – ласково так провел пальцами по пушистому локону, наклоняясь и вдыхая запах духов…

Но по мне вдруг прошла волна возбуждения, какого-то желания, и я понял – а ведь мне нужна женщина… Мне теперь ведь не семнадцать, а гораздо больше лет, так что…

Наверное, Рукавишникова это поняла. Или сама испытала что-то подобное, только она вдруг оттолкнулась от меня обеими руками, и сказала:

– Ладно, мне идти пора! Спасибо тебе за чай!

– Да ради бога в любое время, буду только рад! – чтобы скрыть свои мысли, не сказал – а протараторил я в ответ.

Я помог ей одеться, потом снял с крючка вешалки и накинул на плечи фуфайку. Когда я уже почти закрывал наружную дверь, Варвара вдруг придержала ее рукой и спросила, оборачиваясь ко мне:

– Толь, можно я еще как-нибудь к тебе зайду?

– А зачем? – спросил, провоцируя ее, я.

– Чай понравился! – отрезала она. – И варенье!

И тогда я засмеялся и сказал, проведя рукой по ее плечу:

– Приходи, Рукавишникова! Хоть завтра. Буду рад.

И добавил, выходя вслед за ней на крыльцо:

– Варь! Я правда буду рад!

И когда она обернулась, я поднял руку и пошевелил пальцами – ну, мол, чистая правда!

Надеюсь, она мне поверила…

Глава 4-я. К сожаленью – день рожденья…

февраль 1966 г.

Февраль я встречал уже буднично.

Вот обычный мой день. Завтракал я что-то плотное. Любил консервы «Бычки в томате» – дешевые, которых в будущем уже не будет. С отварной картошечкой – оченно даже ничего…

Или – горбуша. Эта рыба привозилась с Дальнего Востока, засоленная в бочках. Стоила она – копейки, но с той же картошечкой – и очень вкусно, и сытно.

Запивал чаем. Чай тогда в магазинах продавался черный грузинский, плиточный – настоянный в заварном чайнике на плите, он был душистым, терпким, красноватого цвета.

Я любил его пить большим бокалом с сахаром. Варенье я как-то не очень, но мне помогал его «уничтожать» Валерка Миута.

К этом времени дыра в потолке была пробита, крюк – пропущен через потолок и закручен гайками, и это была заслуга Миута. Он вообще парень мастеровой, и в этом деле мой номер в сравнении с ним – шестнадцатый.

А вот нитки по-над потолком растянул я сам. На них я подвешивал привязанные к канцелярским скрепкам нитки же, с пластилиновыми шариками на конце.

Свисали они во время тренировки в хаотичном порядке, и заканчивались на разной высоте.

Опишу весь ход моей тренировки подробно, чтобы в дальнейшем уже не возращаться к этому.

Начиналась тренировка со спецзарядки. Я разминал все группы мышц упражнениями вроде поворота туловища, прогибов, приседаний. Затем выполнялись специальные упражнения: растяжки, отжимы на руках и хождение «гусиным шагом».

Растяжки – это упражнения на тренировки суставов и сухожилий ног. Выпрямленную ногу я поднимал и клал внутренней стороной стопы на холодильник, затем прогибался назад и нагибался вперед вниз до пола сначала медленно, потом все быстрее. И так поочередно – левая нога наверху, правая… И снова, и снова.

Это упражнение позволяло затем наносить удары стопой ноги прямо в лицо противнику. Цели тренировки ног служил и «гусиный шаг» – хождение в положении «полного приседа».

Ну, а отжимание на полу на руках имело отличие в одном – отжиматься следовало на плотно сжатых кулаках.

Вот после таких упражнений, которые выполняются минут пятнадцать, я работал сначала с боксерской грушей (отработка частоты и точности удара), а потом с боксерским мешком (тренировка силы удара).

Что касается свисающих с потолка на разной высоте в беспорядке шариков – то это приспособление я использовал в конце тренировки, выполняя к а т а – условные бои с несколькими противниками.

Делается это так.

Сосредоточившись, я начинал бой, состоящий из условного отражения наносимых мне ударов и сразу же – серии ударов на поражение. Важно было при этом каждый раз попадать рукой или ногой по какому-либо шарику.

Единственное, что мне было бы трудно тренировать и я поэтому это сторону каратэ не использовал – это нанесение ударов в прыжке. Высота потолка не позволяла мне этого. Для тренировок таких ударов нужен был спортивный зал.

Излишне говорить, что свои тренировки я держал в тайне (это было особенно трудно осуществить в отношении Валерки). Для всех я просто осваивал боксерские удары. Как одного из видов общефизического развития.

Завершалась тренировка обкупыванием в жестяной ванне, воду для чего я заранее грел на плите.

Но это все – по приходу из школы с занятий. Я теперь был внимателен на уроках, аккуратно выполнял все домашние задания. Впрочем, уже начиная с конца марта, мы изучали в основном экзаменационные билеты.

Я особое внимание постоянно уделял истории и немецкому языку. И по одному, и по другому предмету четверки у меня чередовались с пятерками, но если историю мне Орангутанга по-прежнему занижала, то немецкий язык просто плохо мне давался. И не смотря на усердие, мне было трудно. Но я был уверен, что после того, как станет известно, что я начал борьбу за медаль, ко мне отношение со стороны учительницы немецкого языка изменится – станет полегче. Ведь каждый медалист-выпускник – это как бы медаль и школе тоже – награда за то, что школа воспитала такого ученика.